Читать интересную книгу Загадочная смерть [Strong Poison] (перевод Е.И. Саломатиной) - Дороти Сэйерс

Бантер открыл второй конверт и высыпал белый порошок в широкое горлышко колбы. Все пять голов склонились над аппаратом. И сразу, как по волшебству, внутри трубочки, в том месте, где огонь сильнее всего нагревал ее, появилось маленькое серебристое пятнышко. Секунда за секундой оно росло и становилось темнее, пока не превратилось в черно-коричневое пятно с металлическим блеском в центре.

— О, замечательно, отлично! — воскликнул восхищенный Паркер.

— У вас, наверное, лампа чадит или что-нибудь в этом роде, — предположил Фредди.

— Это мышьяк? — тихо выдохнула мисс Мерчисон.

— Надеюсь, что да, — сказал Уимзи, осторожно отсоединяя трубку и рассматривая ее на свет. — Это или мышьяк, или сурьма.

— Разрешите мне, милорд. Если мы добавим сюда небольшое количество раствора хлористой извести, то мы, без всякого сомнения, решим этот вопрос.

Все взволнованно затихли, и опыт был продолжен. Когда отбеливающий раствор попал на пятно, оно растворилось и исчезло.

— Тогда это мышьяк, — профессионально констатировал Паркер.

— Да, — небрежно сказал Уимзи, — конечно, мышьяк. Разве я вам не говорил? — Его голос немного дрожал от сдерживаемого триумфа.

— Это что — все? — Фредди был разочарован.

— Разве этого недостаточно? — спросила мисс Мерчисон.

— Не совсем, — ответил Паркер. — Но это большой шаг в нужном направлении. Это доказывает, что мистер Эркварт имел в своем распоряжении мышьяк, а сделав официальный запрос во Франции, мы, надеюсь, установим, был ли он у него уже в июне. Кстати, я обратил внимание на то, что это обычный белый мышьяк без примеси древесного угля или индиго. Однако было бы еще лучше, если бы мы могли доказать, что у мистера Эркварта была возможность им воспользоваться. Все, чего нам удалось достичь до сих пор, — это ясно продемонстрировать, что он не мог отравить Бойза ни до, ни в течение, ни после обеда, то есть в то время, которое необходимо для развития симптомов. Я согласен, что невозможность, настолько подкрепленная свидетельствами, сама по себе подозрительна, но, чтобы убедить жюри, я предпочел бы иметь что-нибудь получше одного лишь утверждения, что преступление было невозможно совершить.

— Ничего страшного, — сказал Уимзи безмятежно,— мы что-то проглядели — только и всего. Дайте мне удобный халат и унцию табаку, и я попытаюсь избавить вас от этой проблемы. Тем временем вы конечно же постараетесь узаконить доказательства, которые наши добрые друзья так ловко собрали несколько нетрадиционными методами, а также подготовитесь к аресту некоего человека, когда наступит для этого время?

— Конечно, — сказал Паркер, — с радостью. Даже если отбросить личные соображения, мне было бы приятнее увидеть на скамье подсудимых этого парня с прилизанными волосами, нежели какую-либо женщину. А если уж полиция допустила ошибку, то, чем скорее она будет исправлена, тем лучше.

Уимзи допоздна засиделся этой ночью в своей библиотеке, где на него с полок вполне доброжелательно смотрели тома книг. Они содержали накопленный веками запас мудрости всего мира, а также запас поэтической красоты, и стоили тысячи фунтов. Но они молчали. На стульях и столах лежали алые фолианты «Знаменитых британских процессов» — Палмер, Притчард, Мейбрик, Седдон, Армстронг, Мадлен Смит — великие практики в использовании мышьяка. Тут же громоздились самые авторитетные труды по судебной медицине и токсикологии.

Театралы разъехались по домам на такси, огни освещали пустынную площадь Пикадилли, изредка по дороге медленно, с грохотом проезжали тяжелые ночные грузовики, долгая ночь растаяла, и бледная зимняя заря неохотно занялась над островерхими крышами Лондона. Обеспокоенный Бантер молча сидел у себя на кухне, беспрерывно варя кофе и глядя в одну и ту же страницу «Британского фотографического журнала».

В половине девятого в библиотеке прозвенел звонок.

— Милорд?

— Ванну, Бантер.

— Хорошо, милорд.

— И кофе.

— Сейчас, милорд.

— И положи на место все книги, кроме этих.

— Да, милорд.

— Я понял, как это было сделано.

— Правда, милорд? Разрешите мне принести вам мои поздравления.

— Мне еще нужно это доказать.

— Это второстепенный вопрос, милорд.

Уимзи зевнул. Когда Бантер через минуту-другую вернулся с кофе, он уже спал.

Бантер поставил на место книги и с некоторым любопытством посмотрел на те, что были оставлены открытыми на столе: «Процесс над Флоренс Мейбрик», «Судебная медицина и токсикология» Диксона Манна, книга на немецком языке, название которой Бантер не смог прочесть, и «Парень из Шропшира» А.Э. Хаусмана.

Бантер несколько мгновений смотрел на них, а потом легонько хлопнул себя по бедру.

— Ну конечно! — тихо воскликнул он. — Какими же баранами мы все были! — Он мягко прикоснулся к плечу своего хозяина. — Ваш кофе, милорд.

Глава 21

— Так вы не выйдете за меня замуж? — спросил лорд Питер.

Она покачала головой:

— Нет. Это было бы нечестно по отношению к вам. И, кроме того...

— Что?

— Я боюсь. Ничто не остается безнаказанным. Мы будем жить вместе, если вы захотите, но я не выйду за вас замуж.

Ее слова прозвучали так невыразимо безнадежно, что Уимзи не испытал никакого энтузиазма по поводу приятного предложения.

— Но бумеранг не всегда возвращается точно, да и не было у вас такой вины, чтобы судьбе захотелось непременно свести с вами счеты, — запротестовал он. — А без брака — это же чертовски неудобно, и — простите, что напоминаю об этом, — вы же знаете, что ссор происходит не меньше, чем в браке.

— Я это знаю. Зато вы сможете порвать эту связь, как только захотите.

— Но я не захочу.

— Захотите. У вас клан и семейные традиции, знаете ли. Жена Цезаря и все такое.

— К черту жену Цезаря! А что касается семейных традиций — они на моей стороне, хотите — верьте, хотите — нет. Уимзи всегда прав, и да поможет Бог человеку, который окажется у него на пути. По этому поводу у нас есть старый фамильный девиз: «Во власти Уимзи» — это так. Я не могу сказать, что, смотрясь в зеркало, я в точности вижу в нем своего предка Джеральда де Уимзи, который, трясясь на ломовой лошади, принимал участие в осаде Акра. Но когда дело касается моей женитьбы, я намерен поступать так, как я хочу. Кто может меня остановить? Они не могут меня съесть. Они даже не могут разрезать меня на части, если на то пошло.

Хэрриет рассмеялась:

— Нет, я надеюсь, они не разрежут вас на части. И вы не будете вынуждены бежать за границу с вашей беззаконной женой и жить на континенте, на каких-нибудь таинственных водах, как герои викторианских романов?

— Конечно нет.

— А люди смогут забыть, что у меня был любовник?

— Мое дорогое дитя, они забывают подобные вещи ежедневно. Они специалисты в этих делах.

— И что меня подозревали в том, что я его убила?

— И была с триумфом оправдана, хотя и перенесла тяжелые испытания.

— Что ж, в таком случае я не выйду за вас. Если люди смогут забыть все это, они смогут также забыть, что мы не женаты.

— Они-то смогут. Я не смогу, вот в чем дело. Кажется, мы не добились никакого прогресса в нашей беседе. Но я правильно понимаю, что идея совместной жизни со мной не вызывает у вас безнадежного отвращения и вы могли бы...

— Но это все так нелепо, — запротестовала девушка. — Как я могу сказать, что я могла бы или не могла бы сделать, если бы я была свободна и уверена в... том, что останусь жива?

— Почему бы и нет? Я могу представить себе, что бы я сделал даже в самых невероятных обстоятельствах, а это наше дело наверняка выгорит.

— А я не могу, — сказала Хэрриет, начав снова падать духом. — Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем. Я ничего не знаю. Я не могу ни о чем думать. Я ничего не могу представить. Особенно того, что могло бы — могло бы — случиться через ближайшие несколько недель. Я хочу только выбраться из этой передряги, и чтобы меня оставили в покое.

— Хорошо, — сказал Уимзи. — Я не буду вас беспокоить. Это нечестно. Я злоупотребляю и так далее. Вы не можете сказать мне: «Свинья!» — и убежать в подобных обстоятельствах, поэтому я не буду вас больше раздражать. Собственно говоря, я сам собираюсь убежать, у меня свидание с маникюршей. Милая юная девушка, хотя немного растягивает гласные. Пока!

У маникюрши, обнаруженной с помощью инспектора Паркера и его сыщиков, было кошачье личико, располагающие манеры и острый глаз. Она, не колеблясь, приняла приглашение своего клиента пообедать и не выказала никакого удивления, когда он конфиденциально прошептал ей, что у него есть к ней предложение. Она положила свои пухлые локти на стол, застенчиво склонила голову и приготовилась дорого продать свою честь.

По мере того как предложение разворачивалось перед ней, ее манеры претерпевали изменения. Это выглядело почти комично. Ее глаза потеряли ту округлость, которая придает взгляду невинное выражение, даже волосы, казалось, стали не такими пушистыми, а брови приподнялись в искреннем удивлении.